ОТЦОВСТВА НЕМЕРКНУЩИЙ СВЕТ...
...Да. Так уж получилось, что в семье математиков и химиков родился полный гуманитарий, ставший в итоге писателем и культурологом. Долго семья боролась с моими наклонностями, но в итоге махнула на меня рукой. Мать это сделала сразу и безоговорочно и возложила все свои надежды на моего младшего брата. Надеюсь, он их оправдал. Он работает в сфере торговли, много зарабатывает и вполне доволен собой. Каждому – своё. Немцы, хоть и были нацистами, но тут не наврали.
А я всегда подспудно знал, что отец любит меня больше чем мать. И я, признаюсь, всегда любил его больше. Потом, когда вырос, порой, и ненавидел. Но теперь, когда жизнь моя перевалила в свою вторую половину, я понимаю, что всегда любил своего папу, даже и в самые острые моменты ненависти и непонимания между нами.
В детстве же я любил его безоговорочно и горячо.
Бураево… Долгое время я жил тут с бабушкой и дедушкой и дико тосковал по родителям, которые «завезли и бросили». Но вот – чудесное, волшебное летнее утро!!!
Я просыпаюсь от радости и предчувствия чего-то хорошего. Так и есть! На кровати рядом со мной спит отец, и я вижу его смуглую спину в белой майке. Странные ассоциации – полукружия лямок майки на его спине так напоминают мне полукруглые рамы на задней стенке – «спине» советского автобуса – «ЛАЗа» или «ПАЗа», на одном из которых папа, наверное, и приехал ночью ко мне в Бураево. Я тихонько глажу папу по спине и засыпаю снова – уже не со слезами на глазах от тоски по родителям, а с чувством полной защищённости и спокойствия. Папа приехал! Вот так сюрприз!
Мне тогда, наверное, было лет пять или шесть, но это воспоминание так врезалось в мою память, что я до сих пор вижу его – отчетливо, будто кадр из светлого цветного советского фильма…
Маленькая комната была залита солнцем через широкое окно, а за окном жужжали шмели, и шелестела листва в саду, и журчала вода в шланге, из которого дедушка, вставший спозаранку, заботливо поливал грядки… Наверное это и было счастье? Почему, ну почему оно посещает нас только в детстве?
Проходят годы, и я уже школьник. Невинное детское счастье омрачено школой, замарано чернильной ручкой, которой нас заставляют писать, неизбывные кляксы в тетрадях, промокашки, перочистки и прочая гадость… Жирные красные двойки в дневнике, старательно и любовно выводимые толстыми мозолистыми пальцами Александры Вальтеровны, и вызывающие дикую ярость у моей матери… У мамы был неукротимый бешеный нрав. Пощечины… зуботычины… В общем сказка про тридцать три подзатыльника, а не про девочку с голубыми волосами…
По поведению у меня стабильно стоял твердый и незыблемый «неуд». И если на родительское собрание ходила мать, то это был полный пипец, как сказали бы сейчас. Но иногда случалось чудо, и ее заменял отец. Видимо, Бог иногда обо мне вспоминал.
– Ну что ты уж… – лениво тянул папа, выходя с собрания. – Не можешь разве вести себя прилично? Ну не хулигань уже. Опять вот подрался с Абдуллиным… – после этого он заботливо брал меня под локоть и вёл домой, и я знал, что ничего плохого больше со мной не случится. По дороге я даже имел наглость клянчить жвачку или мороженое, и папа, покровительственно улыбаясь, покупал их мне. Он был снисходителен к моему детскому «хулиганству»…
Мама принимала слишком близко к сердцу мои школьные злоключения. Страдала от этого сама и заставляла страдать меня, хотя мне и в школе хватало страданий. А отец обладал способностью воспринимать все эти мелкие на его взгляд происшествия спокойно и снисходительно. Но ведь так и есть! Что стоят все эти школьные беды на фоне предстоящей жизни?
Проходят тяжелые школьные годы. В девятом классе я уже не тот запуганный учителями и матерью мальчик. Я – самоуверенный и даже наглый тинэйджер – этот термин уже входит в обиход со страниц журнала «Ровесник», который выписал мне, конечно же, папа. На дворе перестройка, и теперь уже не мы, школьники, боимся учителей, а они нас. Короче что-то вроде февральской революции, хотя никакой Керенский и не издавал приказа об отмене чинов. Мы сами их отменили. На уроке химии завзятый хулиган и двоечник Шурик Плотников вскакивает ногами на парту и начинает диким ослиным голосом петь цоевские «Перемены». Училка убегает в слезах. Класс в восторге. Мы, пользуясь неожиданно свалившейся нам на головы свободой, отыгрываемся за все прежние репрессии, притеснения и обиды.
Удивительное было время – перестройка. В итоге мы потеряли свою Родину, но тогда, в ее начале мы об этом еще не знали. Тогда – в восемьдесят восьмом, мы просто балдели от чувства свободы и в том числе – свободы творческой. Появилось вдохновение. Ах, это сладкое слово – СВОБОДА! Как оно магически действует на людей! Я стал поэтом. В классе я заделался кем-то наподобие гуру и даже удивился этому. Но было такое время! Пиши-ка сейчас стихи и получи популярность! Накося-выкуси…
Дома мать по-прежнему пыталась стращать и кошмарить меня математикой, но тут на мою сторону встал отец. Он сразу и безоговорочно стал поклонником моих юношеских и может даже в чём-то нелепых, незрелых стихов, большинство из которых я, наверное, никогда и не опубликую. Слишком наивно, слишком коряво. А отец просто влюбился в мою детскую поэзию. К этому времени он уже отринул свои (во многом навеянные матерью) попытки сделать из меня гения математики и принял мою гуманитарную стезю как данность…
Но когда я начал осваивать прозу, мой папа стал беспощадным и безжалостным цензором и критиком. Я нёс к нему свои первые рассказы и начатые романы, а он их безжалостно высмеивал. И не зря. Его критика шла мне только на пользу, и я писал всё лучше и лучше, пока не написал свой первый роман о Конане… Да! Так я стал писателем!
Прошла перестройка. Распался СССР. Промчались девяностые и нулевые. Папа и мама состарились, в итоге развелись, младший брат увёз маму в другой город. Кто рядом со мной из родных? Только мой папа – как и тогда, в далёком детстве, как в трудные школьные годы, как в голодном начале девяностых, я чувствую его поддержку и любовь. Где ты, то золотое время, осиянное ослепительно ярким солнцем, когда мы ехали с тобой, отец, на велосипедах по уфимскому, тогда еще единственному мосту – ты, ещё молодой и полный сил, а я, малыш, старательно крутил педали, чтобы успеть за тобой? Где оно? Всё проходит – но, покуда мы живы, воспоминания вспыхивают и оживают как кадры из светлого цветного советского кино…
ПАПА, БУДЬ!!!
(На фото - Г.Л. Шарипов)
Ренарт ШАРИПОВ,
писатель
12 февраля 2018
Подпишитесь на «Экономику и Мы»
Подписка
Поиск по сайту
-
Дети, Крым, счастье, позитив...
Читать дальшеВ нашей жизни очень много грустных новостей. И потому мы часто забываем, что кроме мрачной геополитики есть ещё и просто жизнь. Наши дети выходят в жизнь и занимаются творчеством, создают нехитрые истории о своём взрослении, создавая позитивные эмоции всякого, кто видит: жизнь продолжается! Канал без всякой политики, о замечательных и дружных детишках, об отдыхе в русском Крыму и не только - рекомендуется всем, кто устал от негатива и мечтает отдохнуть душой!
-
Геноцид армян: новая глава
Читать дальшеКарабахский конфликт - это одна из глав чёрной книги геноцида армян, которым с XIX века занимаются турки. В их понимании армяне "недобиты", и хотя армяне потеряли большинство своих земель, всё-таки небольшой анклав армян остаётся в турецком море Закавказья. Геноцид армян обрёл второе дыхание в годы "перестройки", в конце 1980-х, когда турки вырезали армян в ряде населённых пунктов, но снова не везде. Военное сопротивление побудило турок прекратить резню.
-
Самозамкнутость и Традиция
Читать дальшеВ детских книжках, которые я очень любил в детстве, поучительные картинки всегда изображали очень кучно и динозавров и электроны атома. В реальной жизни динозавры не смогли бы жить так близко друг от друга, а электрон далёк от ядра атома так же, как булавочная головка на последнем ряду гигантского стадиона была бы далека от теннисного мячика в центре стадиона. Но нарисовать так в книжке нельзя – потому рисуют кучно, сбивая масштабы. Та же беда случается всегда и с историей цивилизации. Оглядывая её ретроспективно, из неё сливают огромные пустоты разреженного протяжения, оставляя близко-близко друг от друга значимые факты духовного развития.
-
"...СМЫЧКАМИ СТРАДАНИЙ НА СКРИПКАХ ВРЕМЁН..."
Читать дальшеМосковское издание полной версии романа А.Леонидова "Иго Человеческое" - не оставит равнодушным никого, кто думает о судьбе Отечества, да и просто об устройстве человеческой жизни. В остросюжетной форме исторического повествования автор ставит самые глубинные и "проклятые" вопросы, на которые бесстрашно, порой, может быть, опрометчиво - даёт ответы. Спорить с автором в данном случае ничуть не менее полезно, чем соглашаться: произведение ВЗРОСЛИТ, независимо от отношения читателя к заявленным идеологемам.
-
«Легенда о Китеже» и западная советология
Читать дальшеЧтобы понять, о чём речь, предлагаю сперва рассмотреть условную, умозрительную модель, которую пока не привязываю ни ко времени, ни к географическому месту. Модель начинается словом «Допустим». Просто допустим, что есть система, в которой житейские доходы человека неопределённые. В силу неопределённости (обозначаемой алгебраическим «х») они могут быть любыми. Есть вероятность любого значения «х». «Х» может быть равен 0, 1, 2, 5, 100 и т.п. Личные доходы человека не ограничены ни сверху, ни снизу. Они строго индивидуальны: могут быть сколь угодно большими, а могут и вообще отсутствовать (=0).
-
Наш сайт (ЭиМ) глушат!
Читать дальшеОдно дело - слышать про такое со стороны. Другое - лично столкнуться.В РФ начиная с 30 сентября сего года неизвестными лицами произведено техническое веерное отключение сайта ЭиМ, который для большинства пользователей вдруг стал "недоступным". У нас он работает, как ни в чём не бывало, но мы - в локальном пузыре, а с мест сообщают, что сайт нигде не открывается.
-
«АПОЛОГЕТ»: ПРЕДЕЛЬНАЯ КОНЦЕНТРАЦИЯ ИСКРЕННОСТИ...
Читать дальшеМожно спорить о художественных достоинствах или философских идеях романа «Апологет» А. Леонидова, на днях опубликованного замечательным издательством «День Литературы»[1]. Об одном спорить не приходится: с такой стороны революцию и советский строй ещё никто не осмыслял! Ни сторонники, ни противники таким образом её не рассматривали, факт. Остальное – спорно. Как, в общем-то и должно быть с художественным произведением, главное требование к которому во все времена – свежесть и оригинальность. И это есть…
Свобода - более сложное и тонкое понятие. Жить свободным не так легко, как в условиях принуждения — Томас МАНН