"РУССКАЯ БОЛЕЗНЬ": ФЕТИШИЗАЦИЯ ДЕНЕГ

Читая воспоминания царского министра финансов (одного из лучших) В.Н. Коковцова[1] я с почти суеверным ужасом обдумывал известную фразу о том, что «В России всё меняется за год и ничего не меняется за 100 лет». Проделки Улюкаева и Набиуллиной, учение их старшего наставника Кудрина – оказывается, имеют давнюю традицию, всегда радовавшую врагов России (начиная с царской) и всегда печалившую её друзей. Некоторая одержимость в отношении к финансам, обожествление их в ущерб реальным секторам, попытки видеть в них не инструмент для дела, а некую самодостаточную святыню уныло сопровождают всю русскую историю. Вопреки расхожему мнению русские – удивительные фетишисты по части денежного обращения…

Говоря в целом, философски, феодальная и раннебуржуазная мораль – весьма ущербна и кособока по сравнению с Вечной Нравственной Скрижалью, данной от начала человечеству.

Честный человек, человек чести – при всей его симпатичности в сравнении с монстрами современной олигархии – всё же принимал на себя Долг Человечности, как бы добровольно, не по мере нужды, а по мере своего желания.

Люди высочайшей чести, такие, как П.А.Столыпин или В.Н.Коковцов – предпочли бы смерть бесчестию, однако честь они понимали очень узко, как возврат ранее сделанных долгов и сдерживание ранее данного слова. Один и то же дворянин мог стать нищим – ради того, чтобы вернуть карточный долг отнюдь не бедствующему шулеру (ибо это дело чести) – но мимо умирающего от голода мужика этот же дворянин прошёл бы равнодушно: он ведь у мужика ничего не занимал, и ничего мужику не обещал. Слова не дано – его нечего и держать…

Такое понимание чести приводило к тому, что Россия выплачивала внешний долг любой ценой – даже ценой обнищания своего народа. Мол, мы у мужика ничего не занимали, ничего ему не обещали – ничего ему и не должны. У Заграницы же занимали, слово давали и бумаги подписывали, а потому долг чести, и т.д., и т.п.

Малоизвестный, в силу своей абсурдности факт: в годы Крымской Войны Россия продолжала выплачивать свои долги Великобритании. По личному указанию царя Николая I, человека чести: «брали – отдайте. Политика тут ни при чем. Долг – святое дело».

Выглядит благородно, а по сути?! Жизнь тех мужичков, которых эти же англичане расстреливают из нарезных штуцеров – она, выходит, бесплатная?

Русское представление о Чести оказалось феодализмом деформировано и выхолощено: «Если я брал – верну. А если не брал – ничем не обязан. Обещал – сделаю. А не обещал – не обессудьте!»

Конечно, с точки зрения настоящей Нравственности, а не её буржуазно-дворянского суррогата, помогать нужно не только своим кредиторам, но и всем нуждающимся. Причем по принципу – кто больше нуждается, тому первому и помогать. Наплевать на «долг чести» английскому толстосуму, перетопчется, а помочь в первую голову мужичонке, у которого последняя коровка сдохла. И пусть мужичонка у тебя ничего не брал, пусть ты ему ничем не обязан – ты же видишь, что он в беде, а английский банкир- нет!

Но узкая мораль угнетательского общества заключается в том, что неоплаченный долг лишает чести, а жестокость и равнодушие – нет.

Когда феодальные понятия о чести прокрались в бесчестный и беспринципный мир финансов – началась «русская болезнь», которая постоянно извращает нашу финансовую сферу, независимо от того, воры ли во главе неё или кристально-честные люди (как Коковцов со Столыпиным).

Суть «русской болезни» с неудовольствием подметил кайзер Вильгельм II во время его встречи с Коковцовым. Коковцов долго объяснял кайзеру, что Россия ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ намерена сохранять конвертируемость рубля и размен рубля на золото (тогдашний доллар США). Кайзер, как любой здравомыслящий человек, пожал плечами:

-Я не совсем понимаю, почему России так нужно заботиться своей денежной системе, когда у нее столько других забот…

Ну ведь золотые слова, согласитесь, и как будто сегодня сказаны! Кайзер тогда имел виды на Россию, как на союзника, и опасался, что русское самодержавие рухнет.

Кайзер постоянно просил (это и в других частях мемуаров проскальзывает) – мол, перестаньте вы заниматься этой хернёй с конвертируемостью и разменом, займитесь РЕАЛЬНЫМ СЕКТОРОМ, «у вас столько других забот»!

Но российские «элиты», начиная с царя, были непреклонны в своей решимости любой ценой поддерживать плавающий курс конвертируемого, свободно размениваемого за границей рубля. Им было наплевать, сколько голодающих это прибавит в Вятской или Тульской губерниях. Им надо было, чтобы В МИРЕ их рубль числился устойчивой и уважаемой валютой. А ведь долг правительства – не красоваться В МИРЕ, а создавать приличные условия жизни внутри страны. Главная-то цель, на что и намекал кайзер – чтобы мужик хлеб имел, а не в том, чтобы рубль (которого у большинства мужиков попросту и не было) на золото свободно разменивали…

Не один кайзер удивлялся «оглашенности» царских финансистов. По воспоминаниям Коковцова, при визите к нему главы банка «Лионский Кредит» Мазеры[2], этот старый и опытный финансист

«…доказывал, что России не следует вовсе заключать внешнего займа, стараясь удержать свое золотое обращение. Что еще весьма недавно он слышал отзыв такого знаменитого ученого, как академик Леруа-Болье, который строго критиковал меня, как бывшего Министра Финансов за мою политику удержать золотое обращение во время войны, и что теперь нужно только воспользоваться представившимся революционным движением, чтобы исправить ошибку и ввести принудительный курс кредитного рубля.
Фабр-Люс авторитетно развивал точку зрения своего патрона, доказывая, что никакой беды от того не произойдет и Россия вернется снова к золотому обращению как только обстоятельства улучшатся».

Поясню, что и Франция в эти годы имела виды на Россию, как на союзника и заступницу, и потому старалась предотвратить крушение России.

Мы понимаем, что финансисты Франции совершенно справедливо доказывали, что удерживать свободный(!) размен на золото(!) денежных знаков во время войны(!) – это безумие.

Но Коковцов, словно какая-нибудь современная Набиуллина, пришёл в ужас – а вдруг, мол, «…после почти 10-ти лет блестящей устойчивости денежного обращения снова наступит та же денежная анархия, которая так долго царила в России до 1897-го года»?!

То есть Силуанов и Набиуллина, а до них Кудрин – подхватили довольно старый вирус, витающий в стенах российских финансовых регуляторов столетиями, и уже отправивший прежнюю власть в ипатьевский дом…

Умница Мазера «с величайшей серьезностью доказывал» узколобому Коковцову, «что на иностранные биржи отмена золотого обращения не произведет никакого впечатления». Коковцов был намерен влезать в долги – чтобы помогать спекулянтам переводить бумажные рубли в золото, и вывозить это золото из страны (иначе зачем рубли сдавать?!).

Францию это очень беспокоило. Коковцова попытался учить жизни и Рувье, председатель Совета Министров и Министр Иностранных Дел.

Вот как об этом вспоминал сам Коковцов: «В назначенное время, впервые, пришел я в великолепное помещение на набережной Орсэ, в котором впоследствии мне приходилось так часто бывать… передо мною предстала грузная фигура человека огромного роста, с неприветливым лицом, в охотничьем костюме с медленною, как будто, спросонья речью.
Он предложил мне объяснить, что привело меня в Париж, так как из сообщения посла он знает только о моем приезде, но чем он вызван, – ему совершенно неизвестно. Он вставил только, что как бывший Министр Финансов он с любопытством следил за моею деятельностью во время войны и может только сказать, что Франция не поступила бы так, как поступила Россия, и в день объявления войны ввела бы принудительный курс. Он указал при этом на железный шкаф в углу его кабинета, прибавивши, что в нем уже лежит готовый декрет о прекращении размена, подписанный Президентом Республики, и не достает только контр-ассигнования его Председателем Совета Министров и даты его издания».

Естественно, «упёртого» Коковцова, как и его государя, Николая II это не убедило.

Столкнулись, как и в наши дни, два отношения к жизни, два миропонимания. Ведь нетрудно разглядеть, что словами кайзера, Мазеры и Рувье в наши дни говорит академик Глазьев.

Он говорит (если кратко суммировать) – что деньги – это инструмент развития, а вовсе не самоцель. И что с деньгами нужно обращаться так, как это выгодно народу; а не с народом так, как это выгодно деньгам.

Вовсе незачем истощать силы нации на поддержание «свободного размена», если против тебя идёт война. Ведь это рубль принадлежит России, а не Россия рублю. И ведь это рубль должен служить России, а не Россия – рублю.

Современные же сислибы отстаивают принципы Коковцова: ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не мешать свободному размену, не повредить рублю в глазах ИНОСТРАНЦЕВ, не дать ему выпасть из списка конвертируемых валют! Пусть пол-страны костьми ляжет, но свободный размен на золото и иностранные бумажки сохраним!

+++

Это старая болезнь. И нужно помнить, чем она кончилась в прошлый раз. Нужно понимать, что Франция, в который принудительный курс вводится в первый же день войны – выстояла в Мировой войне, а Россия с её свободным разменом – обрушилась так, что доселе собрать осколков не можем…

Пусть к нашему президенту придут тени Мазеры и Рувье! И пусть тень кайзера задаст ему, хорошо владеющему немецким языком знаменитый вопрос с грубым прусским акцентом:

- Почему России так нужно заботиться своей денежной системе, когда у нее столько других забот…

[2] «…в сопровождении так называемых «двух зятьев» основателя Лионского Кредита Г. Жермена – Г. Г. Фабр-Люса и Барона Бренкара».

Виктор ЕВЛОГИН, обозреватель "ЭиМ".; 28 октября 2016

Поделитесь ссылкой на эту статью

Подпишитесь на «Экономику и Мы»

Почитайте похожие статьи