Капитализм: приговор неразвития

​Почему невозможно развитие в рамках капиталистического общества? И, наоборот, почему в рамках социалистического, планового - оно возможно? Почему ошибки в рамках административно-командного регулирования можно исправить, а ошибки в рамках рыночного регулирования – нельзя? Ответ может показаться комплиментарным для рынка (но только на первый взгляд): рынок не делает ошибок. Ошибки в расчётах такой же продукт разума, как и сами расчёты. Рынок же, в теории – безмозглая стихия… А стихия по ту стороны ошибки или истины.

Как только мы попытаемся в капитализме что-то реформировать, улучшить, перестроить, усовершенствовать – мы потеряем капитализм и окажемся в ином типе общества.

Потому что капитализм – есть нечто, сложившееся само по себе, без участия планирующих и проектирующих центров, вне и помимо авторской воли. В этом естестве первоисходника – и сила, и слабость капитализма.

Слабость в том, что он есть сырьё, ещё не подвергшееся обработке.

Сила же в том, что сырьё, которое ещё не начали обрабатывать никаким способом – не может быть испорченным.

Когда мы говорим о браке, об испорченной заготовке – мы ВСЕГДА имеем в виду, что сырьё подверглось неправильной обработке со стороны некомпетентного обработчика. Оно же не может быть само по себе бракованным!

Итак, свободный рынок – всегда нечто, сложившееся само по себе, естественным путём. В отличие от любого плана – у свободного рынка нет конкретного автора, природа его автор. И в этом причина устойчивости рыночной экономики: она способна к самоподдержанию именно потому, что сама по себе сложилась, лишена искусственности конструктивизма.

К ней в полной мере приложима тавтология, лежащая в основе дарвинизма: «выживают те, кто выживают».

И с этой тавтологией ни в биологии, ни в «экономиксе» поспорить невозможно! В самом деле, можно ли сказать о тех, кто выжил, что они не выжили? Или наоборот: сказать о погибших, что они не погибли?

Всякая тавтология абсолютно неопровержима (как, к примеру, «масло масляное»: естественно, оно масляное, раз оно масло. А если не масляное – то оно и не масло, и т.п.).

Проблема тавтологии в том, что она, при всей её бесспорности, доказуемой очевидности – лишена и смысла и возможностей развития.

Это в полной мере относится и к тавтологии рыночной экономики. С одной стороны, понятно, что если все процессы пустить на самотёк, отказавшись от любого регулирования – что-нибудь, да сложится, кто-нибудь, да выживет.

Но в этом процессе выживания способного к выживанию и отмирания неспособного к выживанию – нет ни разумного, ни нравственного начал. Это – безмозглый процесс по ту сторону добра и зла (как бы вы себе их ни представляли).

Свобода – если речь не идёт об особой христианской «свободе от греха» - по определению есть непредсказуемое. Если мы можем хоть что-то уверенно прогнозировать в свободном мире – это уже будет несвободный мир. Всякое предположение, вышедшее за уровень слепого гадания о непредсказуемом будущем – уже есть план-закон.

Непредсказуема и частная собственность. Про неё вы не можете сказать с уверенностью, что она будет использована во зло, или во благо, или вообще использована – если вы её не контролируете. У частной собственности есть хозяин, а если вы попытаетесь контролировать его распоряжение собственностью – он уже не будет хозяином!

Ровным счётом вы не можете сказать ничего определённого про частную собственность, именно потому, что она частная. О её использовании её владельцем вы можете только гадать на кофейной гуще - чем и занимаются либеральные экономисты, и что единственно возможно для учёного в мире частной собственности.

Владелец частной собственности – именно потому и владелец (от слова владеть, властвовать), а не арендатор – что он абсолютно произволен в обращении с ней. Отобрав у него произвол, вы отберёте и частную собственность, потому что это одно явление, просто названное разными словами.

+++

Основное противоречие между хаосом и порядком в обществе и его экономике сводится к противоречию следующей формы:

Инстинкт-система <=> Обобщающий разум

Инстинкт-система руководствуется телесными ощущениями био-организма. Она оперирует такими понятиями, как «сладко» и «горько», «тепло» и «холодно», «вкусно» и «противно» и т.п. При этом в инстинкт-системе мировосприятия время существует только в одной ипостаси[1]: настоящее время. Ни прошлого, ни будущего времени в этой системе просто нет. Она не вспоминает ни о чём, что утратило текущую актуальность для особи, и она не задумывается ни о чём в отдалённой, опосредованной перспективе. Такая форма невозможна без непонимания причинно-следственных зависимостей, цепочек предсказуемой последовательности, знание которых превращает опыт в оружие и силу.

Для инстинкт-системы мышления причина и следствие локализованы только в настоящем (актуально-длящемся) времени, и только по отношению к уникальной, лишённой типологии, особи. Понимает ли кошка связь между батареей и теплом? Понимает. Способна ли кошка создать систему парового отопления для всего кошачьего рода? Конечно же, нет.

Ибо есть принципиальная разница между пониманием текущих, одномоментных и одноразовых причины-следствия и выстраиванием причинно-следственных цепочек, требующих абстрактного мышления и обширной «оперативной системы» для одновременного удержания в голове сотен и тысяч обуславливающих друг друга элементов действия.

Инстинкт-система зациклена на текущем результате телесных ощущений и восприятии всех событий только как уникальных. Всё, что случается – случается только один раз и только с одной особью, а потому помнить о случившемся, передавать, записывать – бесполезно. Может быть, приятно иногда, но бесполезно. Всякая видимость подобия – обманчива, всякий поиск по части обобщения практики – химерогония[2].

Инстинкт-система есть стремление к приятному и отрицание неприятного особи вне контекста окружающей среды.

В этом смысле желание тепла – не разбирает источников тепла, а страх смерти не разбирает цены выживания. Сама природа удовольствий – непостижима инстинкт-системе мышления. Почему то или иное приносит мне удовольствие? И наоборот – почему нечто мне неприятно, дискомфортно? Инстинкты внедрены в тело так, что конкретному носителю ничего неизвестно об инстинктах. Тяге к удовольствиям он подчиняется слепо – как загипнотизированный воле гипнотизёра, как кролик - удаву.

+++

В обобщающем разуме мы встречаем диалектику ОТРИЦАНИЯ ОТРИЦАНИЯ. Здесь принцип целесообразности вытесняет принцип сиюминутного удовольствия, накладываются табу на многое приятное, и наоборот – многое неприятное понимается, как необходимое. «Хоть и не хочется – да надо!».

В рамках широких обобщений возникает отрицание отрицания неприятного биологическому индивиду, и отрицания приятного.

Только абстрактное сознание могло породить представления о Добре и зле[3], понятие «ошибки»[4]. И понятие об истине, которая существует сама по себе, отдельно от очевидностей субъективного восприятия и чувственных ощущений.

Вне правила-эталона невозможно говорить и про ошибку (по-гречески ошибка и промах – «грех»). В самом деле, как и в чём может ошибаться тот, кто не имеет устойчивых представлений о Единой Истине, находящейся снаружи его биологического существа?

Для инстинкт-системы мировосприятия вся Вселенная существует лишь как оболочка-источник приятных и неприятных физиологических ощущений.

Эта оболочка далеко не бесконечна в пространстве, и наоборот, весьма локальна. Она совсем не вечна во времени – и время существования оболочки-источника ощущений равно времени жизни биологической особи.

При таком подходе есть добывание, но нет служения. Вся роль мышления сводится к добыванию приятных ощущений своему носителю.

+++

Отсюда – очевидное следствие: локализм (инстинкт-система) и инфинизм (абстрактное мышление) – суть есть две фундаментально-различные платформы мышления.

Они не могут прийти к единым выводам, у них не может быть общей таблицы умножения или общего для обеих закона стоимости.

Это заметил уже Аристотель, доказав, что у "экономики" одна логика поступков, у "хрематистики" - совершенно другая. Не то, чтобы ошибочная, а просто в принципе иная! Для неё логика экономики выглядит ошибочной.

При переходе от локализма к инфинизму и обратно представления об уме и глупости меняются местами.

То, что в абстрактном мышлении называется «умом» и за что человека в мире Разума уважают, делают профессором, академиком – в инстинкт-системе мышления является глупостью, презираемо и высмеиваемо.

И наоборот: наиболее презренные и низкие формы поведения с точки зрения Разума – с точки зрения инстинкт-системы мировосприятия наиболее предпочтительны и уважаемы.

Если переключится с абстрактного разума с его сакральными догмами на инстинкт-систему мышления (от приоритета священного долга – к приоритету приятности) – то всё, считавшееся умным и высоким – предстанет глупым и нелепым, а всё, считавшееся низким и маргинальным – наоборот, предстанет главной целью поведения.

А поскольку инстинкт-система ни в ком никуда не исчезает, а всегда остаётся в подавленном, усмирённом состоянии, внутри каждого человека, то переключение в «естественный режим работы мысли» может произойти быстро, и порой даже незаметно для носителя. Чаще всего таков неожиданный результат повреждения даже не всех сразу, а только некоторых базовых сакралий, на которых держится рациональное мышление, производящее умозаключения от аксиом (догм).

Уберите эти аксиомы – и мышление станет отталкиваться от естественно-врождённых, то есть зоологических инстинктов. И всё умное превратится в восприятии в безумное, прекрасное в безобразное, безобразное в прекрасное, недопустимое в желанное, и т.п. Произойдёт фундаментальный переворот в психике, превращающий человека в животное.

+++

Всегда ли эту анатомию деградации разума понимают те, с кем она происходит? Нечего таить, далеко не всегда, почти никогда!

Может быть, со стороны человек с неповреждённым Разумом (имеющим науку как теорему, выведенную из религии, как из аксиомы) и заметит озверение, одичание соседа, глубочайшую деградацию всех его мотиваций и поведения. Но сам-то дичающий и звереющий человек ничего такого не замечает! Он видит «изнутри себя» только одно: мышление функционирует складно, логические операции проводятся успешно, поступки мотивированы, доказуемы. А того, что мышление переключено уже в инстинкт-систему, он не видит!

Наверное, поэтому, в ощущении этой не вполне понятной людям, но по итогам очевидной угрозы стремительного озверения, в сказках почти всех народов мира имеется сказание о некоей «запретной комнате».

Это – аллегория «запечатанного подвала» для познания, который любопытному человеку (в сказках чаще – жене) нельзя открывать под страхом смерти. Библейское сказание о запретном плоде – самое известное из таких историй. Есть плоды, которые ядовиты физически, отравляют и убивают тело, а есть плоды, которые отравляют разум, убивают человеческое в мышлении.

(Продолжение следует)

Александр Леонидов; 7 января 2020

Подпишитесь на «Экономику и Мы»